Его знает каждый человек

Актер, режиссер, писатель и сценарист — Василий Макарович Шукшин. Им было написано немало литературных произведений, которые до сих пор печатают в школьной литературе. Самые известные его повести и рассказы: «Солнце, старик и девушка», «Микроскоп», «Срезал» и «Калина красная». За свою довольно недолгую жизнь он снялся в таких фильмах как: «Печки-лавочки», «Тихий Дон», «Командировка» и др. Его именем названы улицы и здания, а также в честь него возведено несколько скульптур и памятников.

Третьего октября в рамках Дней памяти В.М. Шукшина музей истории донских казаков посетили учащиеся Клетского филиала ГГПОУ «Серафимовичский техникум механизации сельского хозяйства», чтобы узнать о жизни и творчестве этого замечательного человека, а также о съемках фильма «Они сражались за Родину». На встречу с ребятами была приглашена очевидец событий 1974 года — Цезарина Васильевна Глазунова. Её удивительный рассказ позволил перенестись в атмосферу 1974 года. Вот что она рассказала:

«В это лето мы приехали в отпуск в родную станицу. Был уже июль, и съемки фильма «Они сражались за Родину» были в разгаре. В нашем местном аэропорту — домике на Шпилю — уже висели фотографии артистов. А Иван Алексеевич Чекунов — наш начальник «авиации» — ходил гордый знакомством со всеми актерами. Другого транспорта в нашу Клетскую не было, а любимый АН-2 за 5 рублей и за 45 минут доставлял пассажиров до Волгограда. Без проблем. Хотя нет. Проблемы иногда были — не хватало билетов на всех желающих. И Ивана Алексеевича во всем районе знали все от мала до велика, и звали все строго по имени-отчеству. Лет тридцать подряд, наверное. Так вот, съемки фильма уже шли, и это вызывало небывалый интерес у казаков — сроду такого не бывало в здешних местах. Поэтому на встречу с артистами на площади в станице пришли чуть ли не все ее жители. На артистов поглядеть. Главное, конечно, на Бондарчука, Тихонова (уже «Штирлица») и Никулина. Об этом мне рассказывали, так как на встречу мы опоздали. И очень серьезно жители отнеслись к просьбам съемочной группы принять участие в массовке. Наши старики считали это для себя долгом. Наверное, также, как в свое время «субботники» и «воскресники», как работа на току после своего рабочего дня во время уборки урожая. Они-то, старики, хорошо знали, что кроме «своей работы» на работе и дома есть еще общая, государственная работа. И делать ее надо. «Надо». Очень долгие годы это слово было в нашей жизни. Отец мой ездил на съемки со старым чемоданом. Изображали беженцев. Да и удобно с чемоданом-то: и харчишки положить, и посидеть на нем можно, когда присесть некуда. Опять «костюм» для съемок надо прихватить — отличается он от современной одежды. А нам заявил: «Вы обязательно должны принять в этом участие. Люди просят — надо помочь.». И мы поехали большой группой — трое взрослых, двое детей 13 и 15 лет.

Было воскресенье. Массовка собралась большая. Нас привезли на место съемок в крытых автомобилях. В этот день съемки шли не в х.Мело-Логовском, вернее, в том месте, где он был раньше, до разорения. (Чудное место на высоком берегу Дона. И кто только придумал «укрупнение» населенных пунктов! Столько красот побросали!) Но это о прошлом. А в тот день мы были в степи, на краю пшеничного поля. Небольшой овражек, идущий к Дону. Выженная солнцем трава. Белесое небо. Ни облачка. Солнце яркое, как всегда в степи. И длинный, длинный жаркий день. Нас, «артистов», было очень много — беженцы. Без внимания мы не были. Нас потихоньку разглядывали — нашу одежду, даже обувь. Мне сделали замечание по поводу босоножек. Пришлось «в кадре» идти босиком. Несколько раз репетировали — шли по вспаханной кромке поля со своей поклажей и детьми, чуть не по колено в пыли. И так мы за этот жаркий день «нарепетировались», что к вечеру стали очень похожи на измученных, грязных и сердитых беженцев. Бондарчук знал, что хочет, не зря нас привезли туда в 9 утра. Мы скучали между репетициями и приемом пищи (харчишки прихватили с собой, а воду туда привезли), когда в середине дня, часов 12-13 подвезли артистов, вся массовка оживилась — все-таки развлечение. Шумно появился Никулин. Через овражек кому-то крикнул: «А где одежду-то поменять?» Ему ответили: «Вот здесь, в палатке». Перебрался через овражек, переоделся. Стал искать холодок, тень то есть. Но где же ее найдешь в голой степи? Лег под автобус. Через несколько минут и Никулин, и автобус были окружены таким плотным кольцом мальчишек, что, пожалуй, никакого движения воздуха там уже не было. Не было и разговоров. Было созерцание кумира. Никулин молча лежал на горячей донской земле. А донские мальчишки молча смотрели на него. Долго. Видимо, это было обоюдное удовольствие.

Незаметно появился Василий Макарович. Уже в выгоревшей солдатской форме, в сапогах. Никакого шума не создал, но его заметили. Осторожно наблюдали за ним. Никто не кинулся за автографами — не приучены. А он приветливо поздоровался с моей соседкой Ниной, сел с ней рядом на край овражка, ноги свесили с краю — так удобнее. Нина раскрыла свою сумку с харчами и они стали есть яблоки. Спокойно разговаривали, как старые знакомые. Видно, было о чем поговорить. Я знаю, что Василий Макарович знаком с Павлом, мужем Нины (преинтересный казак, особенно колоритна его речь), что бывает у них в баньке. Поэтому их встреча и беседа не казалась чем-то удивительным. Но как я завидовала Нине! Она может сидеть с ним рядом, даже говорить, даже угощать яблоками из своего сада.

Потом нас «отвлекли» на очередную репетицию, и я потеряла из виду Василия Макаровича и Нину. И больше в этот день не видела.

Кроме «беженцев» — местного населения — на месте съемок были стадо коров и стадо овец, артиллерия, танки, конница, солдаты. Была оборудована вышка, откуда все это обозревал, как Наполеон перед сражением, очень серьезный Бондарчук, не менее озабоченный носился по съемочной площадке молодой Досталь. Летал вертолет, видимо, тоже готовясь к съемке сверху.
Снимать начали на закате солнца. Подожгли пшеницу (говорят, предварительно купили это поле-урожай у колхоза «Красный Октябрь» из расчета урожая по 20 центнеров с гектара). И тут началось. Все сразу сдвинулось с места: танки, повозки, скот, люди. Горит пшеница, сверху вертолет шумит, грохочут (другого слова не найдешь) танки. Страшно. Сумерки наступают. От всего этого шума, а может, от горящего поля кони понесли. Мы едва успели похватать полетевших с телеги детей. А сами так и шли в гору на заходящее солнце. Уставшие, обгоревшие на солнце, пропыленные. А каково же было тем несчастным в войну!

В сторонке, но в одном потоке, отряд солдат, которых мы потом увидели в фильме, а Бондарчук растирал в ладонях обгоревшие колосья пшеницы. Этот эпизод с беженцами не вошел в фильм. Он вошел в мою память.

В начале сентября мы уехали из станицы — закончился отпуск. А в октябре узнали — умер Шукшин. Там же на Дону, на теплоходе, где жили артисты, в своей каюте. Смерть пришла неожиданно, застала врасплох. Не законченные дела.. Маленькие дети…

В июне следующего года я была в Москве. Проездом. Всего несколько дней. Так уж вышло, что без денег. И потому традиционные экскурсии по московским магазинам сами собой отменились. Внимания удостоились любимые места — театр им. Вахтангова с легендарной «Принцессой Турандот» и Новодевичье кладбище.

На могиле Василия Макаровича еще не было никакого памятника. Аккуратный холмик земли, крест и большой фотопортрет.

-Что-то очень грустный он на этой фотографии, — сказала я.

-Так ведь и место здесь не веселое, — ответила мне моя сестра. Мы были вдвоем. Могилы тесно прижались друг к другу на старом Новодевичьем кладбище.

С дерева у соседней могилы ветки свисают прямо над могилой Шукшина. А на них гроздья красной калины. «Калины красной». И цветы на могиле. Свежие. Много. Мы тоже пришли с цветами: — «Тебе, Василий Макарович. Теперь мы не стесняемся подойти близко. И этими цветами выразить любовь свою и память о хорошем актере, режиссере, писателе, хорошем человеке».

Затем ребята познакомились с экспозицией, где представлены фотографии, книги с автографами актеров, прочли цитаты, написанные В.М. Шукшиным.

Н.Берш,
директор МКУК «Музей истории донских казаков».