Нелегкая память

Солдатская вдова Пелагея Игнатьевна Орлова (сколько их, ее ровесниц, коротали свой вдовий век после войны, выкосившей мужей) одна детей поднимала в голодное военное лихолетье.
Но опять же, материнский этот долг (а лучше сказать — подвиг) выполнили тысячи и тысячи женщин. Работала всю свою жизнь так много и так тяжело, как женщине и не подобало бы работать. Но и в этом не исключение Пелагея Игнатьевна: и в годы катаклизмов, и в мирные держава опиралась на женские плечи без всякой скидки на то, что женские…
На ее долю выпали две войны, гражданская и Отечественная, коллективизация и индустриализация — что ни этап, то «великий перелом». Они прокатились не только по тем судьбам и именам, что у всех на виду, у всех на слуху. Они прошлись по судьбам миллионов и миллионов… По общепринятому словосочетанию надо бы сказать тут: простых людей. Но нет их, простых. И история наша слишком непроста. И наконец-то приближаемся мы к пониманию, что никакая высокая цель не может быть выше человеческой жизни. И вот воздадим должное бесценной, неповторимой в своей единственности судьбе русской крестьянки из старинной казачьей станицы.
Мне в свое время удалось пообщаться с этой удивительной женщиной, и вот что она вспоминала:
«Родители мои были простые крестьяне. Сперва единолично работали, а тут коллективизация. В колхоз-то кто шел, кто не шел. А потом постепенно так все и перешли. Кто не соглашался, это зажиточные были, их сразу высылали отсюда. Они уж и не вернулись, там и померли. Когда своя земля была, не колхозная, все-таки сытые были крестьяне, которые любили зем-лю-то да лошадь у кого была. А уж которые бедные, лошади нет, и жили впроголодь, и по миру ходили. Это все было. А уж в колхозе-то, когда скотину на общий двор свели, все одинаковые стали.
Как колхоз-то у нас сделался, вскоре я и замуж вышла. Да жить-то не пришлось — взяли в армию, перед самой войной с немцами. Сказали, что на сборы, на сорок пять дней. Пошли мы его провожать, а сама как знаю, что не скоро свидимся, плачу. А муж смеется: «Ну, подумаешь, сорок пять дней. Приду к сенокосу как раз…» Ведь крестьянин-то о чем думает? О сенокосе, о жатве. Только не пришлось ему больше косить да жать. Попали наши мужики прямо со сборов да на войну. Мой-то только и успел с дороги письмо прислать: еду, мол, на фронт, на первую линию, прощайте. Но это я после узнала. А как мужа-то проводила, все ждала, скоро ли со сборов вернется. А тут по радио-то сказали: война. Старики вроде как говорили: будет, мол, она.А навалилась на всех сразу, неожиданно. В самое-то плохое человек никак верить не хочет. Тогда, по первой мобилизации, много наших станичных взяли. А мне-то уж вроде и провожать некого, мой вперед всех туда попал. В колхозе для мобилизованных машины давали. Грузятся они на машины, а провожающие бабы плачут. И я вместе с ними.
Вот ты скажешь: восемьдесят девять годов прожила, а все войну да войну вспоминает. Нешто кроме нее ничего и не было? Как не быть? Не одно ж только горе да лихолетье. Только вот как жизнь свою перебирать-то начнешь, так все в войну проклятую утыкаешься.
То, что работали от темна до темна, не знай, когда и спали, это ладно. А вот какое горе-то военное с памяти нейдет, так это похоронки. Особое это горе — так-то хоронить, за глаза. По деревне от дома к дому, бывало, так и пролетит: Марье или там еще кому принесли ее, проклятую. Вот и идем все в этот дом. Погорюем, наплачемся. А там — опять за работу. Горе-то работой глушили. Некогда долго-то плакать: землю обрабатывать надо, хлеб фронту надо, детей кормить-растить надо…
Была еще в войну особая бабья забота: ребятишек сохранить. Голодно, холодно, ребят своих почти что и не видели, все в работе, а сердце-то об них болит. Не до баловства было, не то, что нынешние-то родители с ними цацкаются. А одна думка: ох, выдюжили бы, живы остались — и то слава Богу.
Мне-то очень помогло, что корова у меня была, кормилица. Это после войны стали запрещать скотину во дворе держать, кому она помешала? А в войну не запрещали. Молоко есть — уже грех жаловаться. А хлеб — какой Бог даст.
А как-то зимой сады на дрова порубили. До садов ли было в войну? Хозяева их бросили, колхоз бросил, нет ухода — они сохнуть начали. Вот и топили ими. Война — это разор. Никого не жалеет: ни людей, ни природу. А плохо, когда человек-то к разору притерпится. Против своей воли, а все ж таки притерпится и уж как бы так и надо: жить женщине без мужа в доме, без отца детям, деревня стоит без садов, когда испокон веку здесь все цвело. И ничего, притерпелись мы, и так прожить можно. Можно-то можно, да непорядок. Дети росли среди этого непорядка, а уж это-то как для их жизни плохо, с неладного-то начинать, ладного не знать, не видеть. И то надо сказать, что люди друг дружке помогали. Чай, вот за дровами — и то, бывало, спаришься с кем: ныне этой, завтра другой привезем. А письмо кому-то с фронта придет, всей улицей обсуждали. Кто в запасе стоит, кто на первой линии, кто в госпитале, кто совсем пропал. Ведь как косой косило. Будто цель такая была у той войны: не остановиться, пока всех не покосит или не покалечит. Возвращались-то мало кто, только инвалиды. А те, кто по первой-то мобилизации уходил, все не вернулись. Сейчас вот мы, их вдовы, и остались.
Года-то были суровые, а ведь молодость- то, как вспомнишь, свое брала. И смеялись с бабами, бывало.! Никуда ее, молодость-то, не денешь. И праздники, чай, не забывали. Старинные-то как же забудешь, обычай ведь, от поколений данный. Самый большой праздник был Покров престол. Три дня престол — это в октябре, в аккурат, когда работа в поле вся кончится. Рождество еще, Масленица, Пасха. Там, может, и нет ничего на столето, а все равно праздник был, в душе.
Я думаю так: праздники, которые от родителей нам достались да от дедов, человеку очень нужны: для укрепления души. В такие-то дни вся деревня как одна семья. Никакой человек будто и не сам по себе, а вместе со всеми, душой от этого крепнешь. Молодежь теперь этого не знает. А начнешь рассказывать, как даже в войну-то в праздник деревня жила одним духом, душой молодели, отдыхали, они и не понимают. Этот обычай нам жить помогал, а для молодых он теперь потерян…
А знаешь, как Победу-то мы встречали? Собрались женщины все вместе и в плач: кто от радости, кто от горя, что мужья не вернутся.
…Всю жизнь я чай попить люблю. И сейчас глядишь, ребятишки ко мне на чаек прибегают. В войну все травы заваривали: душицу, зверобой да шиповник. Летом запасешься кустиками — на всю зиму хватает. Я и сейчас травы запасаю. Детям рассказываю, какая от какой хвори. Они мой чаек травяной попивают да похваливают. А я на них гляжу да радуюсь. А как убегут домой-то, останусь одна, прилягу, закрою глаза и думаю: жизнь прошла, не заметила как. В трудах да в заботах…»
Спасибо Вам за подвиг трудовой, он помог нашей стране выиграть эту войну, низкий поклон всем женщинам, они героически выдержали этот неимоверный, тяжелый труд в холоде, голоде, без сна в борьбе за жизнь. Глубокое почтение и немеркнущая слова им за их доблестный трудовой подвиг во имя мира и жизни на земле!

Н.ИЛЯСОВА.
По материалам газеты «ДОН» 2001 года.