Рассказы для Саши и Вовы о жизни и деятельности папы

Эти воспоминания вам описываю для того, чтобы вы прочли и поняли, в каких условиях вырос ваш отец, и в каких условиях живете и учитесь вы, вы должны понять только одно, что эта жизнь вам досталась в наследство, за которую пролито много крови вашими прадедами, дедами и отцами.
Моё пожелание:
Быть честным, правдивым, активным строителем новой жизни и всегда хранить традиции своих отцов и матерей. Такой путь пройден не только мной одним.
Рассказ.
Ваш папа Венедикт Михайлович Платонов родился 22 марта в 1909 году на хуторе Сарминский Клетского района Саратовской губернии в семье крестьянина бедняка.
Дедушка ваш Михаил Яковлевич Платонов в 1908 году заболел, в 1912 году ему сделали три операции. Так и проболел до 1920 года. В 1920 году умер. За годы болезни какое было нищенское хозяйство и деньги, было все потрачено на лечение вашего дедушки.
Бабушка ваша Дарья Иосифовна родила и воспитала семь сыновей и трех дочерей. После смерти отца нас с мамой осталось четверо. Из братьев я был самый малый и моложе меня еще была сестра Люба.
Так с десяти лет началась моя трудовая деятельность, все стали зарабатывать себе на пропитание. Я все время работал по найму. Стерег индеек, телят, коров. За это мне давали кусок хлеба, то есть питался, и также работали остальные мои сестра и братья.
В 1914 году началась Империалистическая война. На войну ушли братья: Семен, Василий и Иосиф. В 1917 году началась Великая Октябрьская революция, а затем гражданская война, на эту войну ушел еще один брат Петро, а два брата Матвей и Анподист померли еще до войны. В живых остались лишь два брата Семен и Иосиф, но к нам они уже не вернулись, а жили кто где. После смерти отца в семье остались только три сестры Серафима, Любава, Анна, наша мама и я. Самая малая была Любава, Серафима и Анна были старше меня.
В основном батрачили вчетвером во главе с мамой, но заработок был настолько плачевный, что на пропитание и то не зарабатывали, не говоря уже об одежде. Одежду носили обноски чужих ребят, которым также приходилось зарабатывать.
Итак, в 1915 году мои полчане пошли в школу, школа в то время была на хуторе Затонском и в станице Клетской. На хуторе Сарминский школы не было и мне возможности учиться не представилось, так как ходить было не в чем, да и натощак было не до школы.
В 1921 году, когда укрепилась советская власть и организовали у нас на хуторе школу, я уже двенадцатилетним мальчиком пошел в школу в первый класс и проучился один год. Затем школы в хуторе не стало. Я опять из-за отсутствия одежды и постоянного голода ходить в школу не стал. Со старшей сестрой Анной стал ежегодно пасти скот в хозяйстве зажиточных казаков, работали зимой и летом за кусок хлеба и одежонку.
В 1925 году я уже подрос, стал посмышлённее и стал ходить в ликбез и так кое-как немного научился грамоте, стал активно участвовать в общественной работе. Стал комсомольцем. Началась ликвидация кулачества как класса, в этой работе я активно принимал участие, состоял в комитете бедноты и вел борьбу с кулаками.
В 1929 году началась коллективизация и я вступил в рыболовецкий колхоз, где и проработал до ноября 1931 года бригадиром рыболовецкой бригады.
В 1931 году 7 ноября я ушел в армию и 15 ноября был зачислен в 21 кавалерийский полк в городе Гатчина Ленинградской области. До марта 1932 года был рядовым солдатом, в марте 1932 года за отличную боевую и политическую подготовку было присвоено звание командира звена ефрейтор.
В июне 1932 года как отличника за боевые и политические подготовки меня забрали в полковую школу младших командиров. Закончив ее на отлично, в ноябре 1932 года был назначен командиром отделения младшим сержантом и до октября 1933 года работал командиром отделения. В октябре все мои товарищи демобилизовались домой, а я остался на сверхсрочную службу и был назначен помощником командира взвода старшим сержантом.
С октября 1933 до октября 1935 года работал помощником командира взвода. Хорошо вел обучение взвода, отлично владел физической, конной, огневой, тактической и политической подготовкой.
Отлично владел конным спортом: рубка, джигитовка, прыжки, преодоление препятствий среднего и высшего класса. За активное участие в деле боевой и политической подготовки меня направили на курсы среднего командного состава, где в марте 1936 года и получил звание лейтенанта.
Был назначен командиром взвода 21-го кавалерийского полка, в котором начинал службу еще солдатом. В 1937 году был назначен командиром снайперского взвода.
За отличную подготовку снайперов был переведен командиром школьного взвода, где готовились младшие командиры.
В 1938 году участвовал во всесоюзных конно-спортивных соревнованиях в Москве, где за первенство по рубке лозы и преодолению препятствий был награжден Буденным Семеном Михайловичем значком победителя и денежной премией в сумме 300 рублей.
В 1939 году состоялось мое первое боевое крещение на территории Польши, когда мы оказывали военную помощь Западной Белоруссии и Украине. Был назначен командиром эскадрона, в составе которого вырос от солдата до командира.
Под Гродно приняли более крупное боевое крещение, а затем заняли Белосток и простояли там до мая 1940 года, когда были подняты по боевой тревоге и пошли к литовской границе, где так же, как и в Западной Белоруссии, оказали военную поддержку. Освободили ее от ига империализма. С этого времени прибалтийские государства стали социалистическими.
Интересный момент, когда подошли к границе Литвы, я получил приказ прибыть в головной отряд, который был должен первым принять бой с пограничными войсками Литвы, но перед тем как открыть огонь и перейти границу, Литва капитулировала, и я получил приказ границу переходить без боя. Так мы пошли форсированным маршем прямо на Каунас, правда, встречали нас не совсем дружелюбно. Подойдя к Каунасу, привели себя в порядок, почистили лампасы, так как были в форме донских казаков и с оркестром тронулись через город Каунас.
Рабочие встретили нас при подходе к городу и сопровождали нас через весь город, выкрикивая: «Да здравствует советская власть!» Полиция с резиновыми палками стояла по всему нашему пути по городу. Люди двигались по улицам вдоль колонны нашей дивизии, но боясь резиновых палок полиции, не обращали внимания на проходящие войска. Только изредка с балконов и окон нам приветственно махали руками. Но когда вышли за город, где полиции не было, здесь население шумно приветствовало наших воинов и забрасывало цветами и разными подарками.
Месяц простояв на границе с Пруссией, мы вышли из Литвы. В Литве уже установилась советская власть, оттуда нас перебросили в Польшу в район Граево-Осовец на прусской границе. Это был октябрь 1940 года. В ноябре меня направляют в город Новочеркасск на курсы усовершенствования командного состава, где я проучился до 10 июня 1941 года. После курсов я взял отпуск на 5 суток в станицу Клетскую.
18 июня 1941 года я прибыл в свою часть, которая была уже не кавалерийская, а механизированная и я был назначен командиром автотранспортного батальона.
19 июня вышли на командно-штабные учения.
20 июня вернулись с учений в расположение нашей части
22 июня 1941 года. Начало Великой Отечественной войны
В то время я только что вернулся в расположение своей части из дому. Квартиры у меня не было, и я остановился у своего заместителя Заварцева Александра —моего земляка из станицы Кременской.
В субботу 21 июня к нам пришли товарищи по службе, посидели за стаканчиком чая и разошлись, радио у нас в квартире не было, все было мирно. Утром 22 июня ко мне пришел близкий друг штабной офицер Косеченко, позавтракали, как оказалось, в последний раз в спокойной обстановке, не зная о том, что немцы уже перешли нашу границу и бомбят наши города.
Узнали только тогда, когда мы с Косеченко решили пойти на речку искупаться и он зашел к себе в квартиру и быстро вернулся. Спрашивает меня: «Ты новость не слышал?» «Нет» — ответил я. Немцы бомбили наши города Белосток, Киев и другие. Я ему ответил, что кончилась наша мирная учеба, давай готовиться к бою.
День прошел спокойно. Из штаба дивизии распоряжений не поступало, вечером в 22 часа меня вызвали в штаб дивизии, когда я прибыл в штаб, командиры частей были уже на месте. Начальник штаба указал пальцем на стол и говорит, что надо читать. На столе лежала правительственная телеграмма, с которой командиры частей уже были ознакомлены.
Я беру, читаю, в телеграмме говорится о том, что фашистская Германия без объявления войны нарушила наши границы, бомбит наши мирные города. Провести немедленно всеобщую мобилизацию сил и средств и стать на защиту нашей Родины. Прочтя телеграмму, положил на стол. Начальник штаба спрашивает: ну что будем делать, я отвечаю, что теперь задача одна всех нас здесь сидящих вооружиться и воевать. Все командиры частей подтвердили мои слова, что нужно вооружиться и бить врага. Этот вопрос волновал всех, не только офицеров, но и солдат.
Дивизия 4 Донская Кавалерийская была выведена из района Граево-Осовец в район Осиповичи БССР и спешена с коней. Из нее была сформирована 210 механизированная дивизия 20 механизированного корпуса. Но это было только на бумаге. В действительности к началу войны в дивизии, да и в корпусе не было ни лошадей, ни машин, ни вооружения. Поэтому весь личный состав дивизии волновал вопрос вооружения.
210-я моторизованная дивизия: управление дивизии, 649-й стрелковый полк, 130-й танковый полк, 580-й батальон связи, 199-й отдельный зенитный дивизион, 365-й медико-санитарный батальон, 480-й полевой хлебозавод, 123-й ремонтно-восстановительный батальон, 680-й автотранспортный батальон, отдельная ремонтная мастерская, 42-я рота регулирования, военная прокуратура, 3-е отделение (Осиповичи); 658-й артиллерийский полк, 208-й артиллерийско-парковый дивизион (Цель); 644-й стрелковый полк, 285-й разведывательный батальон, 385-й легкий инженерный батальон, 85-й отдельный дивизион ПТО (Лапичи).
Вернувшись со штаба, я вызвал офицерский состав в вверенной мне части и отдал приказ привести подразделение в боевую готовность и часть офицеров отправил в командировку за приписным составом людей и техники, которая была приписана к моей части.
Но к рассвету 23 июня получаю информацию о том, что в райвоенкоматах все то, что за нами было закреплено, по какой-то причине было списано и мы остались ни с чем, как и, впрочем, и другие части.
В ночь на 24 июня я задержался в подразделении. Всё было еще у нас мирно, личный состав смотрел кино, после кино легли спать. Я со своим заместителем вышел из подразделения, было примерно время час ночи, слышу шум моторов самолета, говорю: черт его знает, чей самолет, но долго гадать не пришлось, на головы нам посыпались зажигательные бомбы и сразу вспыхнула вся площадка. Последний мирный отдых был разрушен. Часть была поднята по тревоге и подразделения вышли в район сбора, назначенный в случае бомбежки. В эту ночь было пять налетов на военные объекты района Осиповичи.
24 июня 1941 года. Подготовка к маршу. Весь личный состав был полностью мобилизован и готов к совершению марша в любом направлении. К исходу дня получили приказ совершить марш по маршруту Осиповичи-Лапичи-Слуцк-Барановичи и далее на запад. Но личный состав не только вверенного мне батальона, но и всей дивизии, вооружением и положенной по штату техникой укомплектован не был, и механизированная дивизия стала совершать марш, в пешем порядке, надеясь на то, что где-то через пару-тройку дней получит положенное по штату вооружение и технику. Но этого не случилось, как не горько это признавать, но вышло именно так.
25 июня 1941 года был получен приказ перекрыть все магистрали, идущие с запада на восток, по которым отходили наши уже потрепанные боями части. И за счёт этих отступающих частей вооружить личный состав.
28 июня 1941 года далеко не полностью вооруженные, мы вступили в бой с немцами под городом Слуцк и несколько сдерживая немецких оккупантов, стали отходить на восток в направлении Могилева.

В.М.Платонов слева и Еремин с картой

29 июня. У меня в батальоне уже насчитывалось 50 автомашин. Это на всю механизированную дивизию, так как вверенный мне батальон был автотранспортный и входил отдельной частью в состав 210 мехдивизии. Я получаю приказ доставить боеприпасы из района Осиповичи. В Осиповичах в расположении своих частей я загрузил 5 автомашин боеприпасами и отправил к линии фронта. Оставалось ещё три машины порожних, но грузить было уже нечего. И я решился поехать на другой склад, который находился в отдалении. По прибытии на склад боеприпасов, ни охраны, ни обслуживающего персонала уже не было, склад был подготовлен к взрыву. Пришлось самому искать нужные нам боеприпасы, в которых ощущалась острая нехватка. Но таковых, к сожалению, мы не нашли. Не нашлось именно снарядов к 76 мм пушкам. Загрузили патронами, минами, гранатами и взрывчаткой. Только загрузили машины, слышу, сильная пулеметная стрельба, на пути моего следования сразу встал вопрос: кто это, наши или немцы? Наших здесь уже в тот момент не было. И тут на склад заезжают несколько грузовых машин под командой одного майора артиллериста, который на мой вопрос о том, что там за стрельба, ответил растерянным голосом, что не знает.
Я привёл в боевую готовность свой личный состав и стал выезжать со склада, навстречу мне бежит солдат и обращается: «Товарищ старший лейтенант, не знаете, что за танки — белый круг, черный крест?» Вот только что прошли 20 танков по дороге Бобруйск-Пуховичи. Стало ясно, что путь к нашим войскам нам отрезан. Очевидно, был высажен немецкий десант и прорвался танковый батальон для нанесения удара по нашим частям с тыла.
Такой вывод сделал я, так по сути и было. На свой страх и риск я все же решил доставить машины с боеприпасами в дивизию, где каждый патрон был на вес золота. У меня сложилось мнение, что эти танки свернули на Осиповичи, и я по асфальту смогу проскочить в район Пуховичи.
К нашему огорчению, получилось другое. Когда я с тремя машинами выехал на дорогу, тут убедился, что действительно прошли танки, ясно видны были следы от гусениц, но решение было принято во что бы то ни стало прорваться к своим. Но проехав по главной дороге километров пять, наткнулись на огромную воронку прямо посередине дороги от сброшенной авиабомбы, еще когда мы ехали на склад. Обочины были разбиты танками. Кое- как две машины смогли объехать препятствие благополучно, но третья свалилась в кювет, и мы стали её вытаскивать, так как бросить груженную патронами гранатами и взрывчаткой машину — это преступление. И вот когда стали возиться с машиной, я приказал бойцу взять пулемет и вести наблюдение в сторону Пуховичи, а вот в другую на Бобруйск, откуда шли танки, наблюдение в суматохе и неразберихе я не выставил.
И вот отсюда к нам и подобрались немцы. Я просто случайно взглянул в направлении Бобруйска и увидел, как колонна немецких мотоциклистов уже находилась всего в полсотне метров от нас. Я сразу крикнул: «За мной» и бросился в лес, лес был довольно густой и болотистый, но проходимый. Рядом со мной оказался пулеметчик, который вел наблюдение в сторону Пуховичей. Остальные шофера и командиры взводов бросились на другую сторону дороги, и мы с пулеметчиком остались вдвоем. Отбежали в лес метров полсотни и залегли, выбрав сектор наблюдения, стали следить за подошедшей колонной немецких мотоциклистов. Первая группа немцев у нашей свалившейся в кювет машины не задержалась, а быстро обошли и поехали дальше, очевидно, это была головная группа разведки. А вот вторая колонна подошла и остановилась около наших машин. Завели две машины, которые стояли на ходу и двинулись дальше. У свалившейся в кювет машины остались примерно 5-6 мотоциклов и 15-20 солдат. Немцы стали бить мотор, когда мы увидели это и взяло зло и тут же пришла мысль обстрелять свою же машину, окруженную немцами в надежде, что взрывчатка в кузове взорвётся, так и получилось. Я взял пулемет у солдата и дал несколько длинных очередей по кузову, раздался взрыв и все фрицы, которые находились возле машины, хотя они при первых же выстрелах залегли в кювет, но при таком взрыве, мы находились в пятидесяти метрах, и то стало жарко от такого взрыва. Но уж тем фрицам, которые находились рядом с машиной, навряд ли удалось выжить. Но проверить нам не пришлось, а пришлось подмазать пятки подальше вглубь леса. Довольные удачей, мы с солдатом отошли вглубь леса, отдохнули и к вечеру двинулись в сторону Осиповичи. С тем что бы пробиться к своим частям, вот слышим пулеметную стрельбу и легкие пушки, это немцы расстреливали эшелон с эвакуированными женщинами и детьми, который вышел со станции Осиповичи, но мы только видели этот ужас зверства фашистов, которые расстреливали ни в чем не повинных детей и их матерей, но ничем не могли помочь. Многие раненные женщины с детьми бежали в лес, и эта картина происходящего осталась в моей памяти на всю жизнь, я поклялся всеми силами до последней капли крови мстить фашистам.
И вот ночью мы приходим в Осиповичи в городок, где мы располагались до начала войны. Немцев в Осиповичах не оказалось. Зато встретили нашу караульную команду, которая после нашего ухода оставалась для охраны складов. Я встретился с начальником караула и спрашиваю: немцы заходили в Осиповичи? Никого не было, отвечает он, но я его проинформировал о сложившейся обстановке и приказал ему снимать караулы и вместе со мной пробираться к своим частям. Он мне подсказал, что на станции стоит воинский эшелон, еще один с эвакуированными уже ушел, который был уничтожен примерно в шести-семи километрах от станции, а этот эшелон стоит и не знают, что делать. Я решил проверить, кто находится в эшелоне. В эшелоне были почти одни солдаты и несколько офицеров, но все они были безоружные. Я нашел начальника эшелона старшего политрука, предъявил ему документы и приказал выгрузиться из эшелона. С рассветом эшелон был разгружен и личный состав был построен. Личного состава оказалось человек триста, но большинство из них были без оружия, тогда я решил увести всех на склады и посмотреть, что там есть.
Склады пришлось распечатывать без ведома начальства. В одном из них оказались винтовки Симонова 10-зарядные, которыми вооружил всех солдат.
Решил пробираться лесами в сторону Лапичи, где предположительно стояла наша дивизия. Но получилась неприятная картина, солдаты и офицеры были до того деморализованы, что уже не верили в свои силы, и пока я шел по лесу во главе колонны, вся колонна, сформированная мною, растаяла. При подходе к Лапичам многие незаметно повернули назад, кто-то просто отстал. Но этого и стоило ожидать. Потому что всех я вел на запад, а вся масса настроена была идти на восток.
Да и меня знали только те, кто находился в карауле, а остальные, конечно, не доверяли мне и один по одному все растворились в лесу. Остались только солдаты и офицеры нашей дивизии, снятые мною с караула.
И вот мы уже при подходе к станции Цель, встретили одного офицера из нашей дивизии, который сказал нам, что наша дивизия пошла на Свислочь. Тогда мы решили вернуться обратно в Осиповичи, но не доходя примерно 5-6 км встретили политрука Пчелкина, который сообщил нам, что дивизия перешла к обороне по реке Свислочь в районе Лапичи. Политрук Пчелкин ехал на полуторке и попросил у меня солдат для погрузки на складах. Я отправил с ним солдат, а сам остался ожидать машину.
В это время налетели немецкие самолеты, я видел издалека, как все повыпрыгивали из машин и скрылись в лесу. Я остался один. Смотрел, как самолеты пикировали на машины и начал стрелять по ним из винтовки, спрятавшись за дерево. По всей вероятности, летчики заметили это и развернувшись, сделали несколько заходов на меня, стреляя из пулеметов. Но дерево спасло меня, ствол, был очень толстым. Немцы решили взять меня в клещи и зашли с двух сторон, но я разгадал их тактику и убежал в траншею. Обстреляв пустое дерево, самолеты скрылись.
Теперь я решаю, что же делать, до дивизии километров 15 пешком, идти далековато, тогда я буквально бегом побежал до Осиповичей на склады, предполагая встретить там замполита Пчелкина. Но там встретил только шофера командира дивизии Пархоменко, который ремонтировал легковую машину, я его спросил, когда поедет, но у него машина была не готова и сам особо не спешил ехать к линии фронта. Тогда я подошел к бывшей столовой и вижу, стоят две верховые лошади подсёдланные, а возле них крепким сном спят солдат и офицер, я долго не думая отвязал лошадь, толчок в седло и был таков, в сторону Лапичей, где по сведениям замполита Пчелкина, оборонялась дивизия.
Навстречу мне в сторону Бобруйска в полном беспорядке шли по одиночке и группами солдаты и офицеры, но, когда я стал подъезжать к реке Свислочь, где находились наши части нашей дивизии, навстречу мне уже никто, не попадался, время было к закату, вдруг через дорогу впереди меня я увидел, как двое перебежали дорогу и залегли, в голове мелькнула мысль, что что-то здесь не так. Свернув с дороги, в мгновение спешился с коня, завязал ему повод и пустил своего спутника, а сам тут же возле дороги замаскировался в кустах и стал наблюдать за тем местом, где залегли неизвестные. Наблюдать пришлось недолго, на дорогу вышли немцы девять человек, постояли на дороге прислушиваясь, раздосадованные по всей видимости тем, что упустили почти из рук русского офицера и пошли в направлении станции Цель. Я взял поглубже в лес от дороги и вышел к реке Свислочь, где действительно находились части нашей дивизии. Переправился через реку и встретил своего земляка Филатова Ивана из хутора Орехова, в этот момент с неба на нас обрушились немецкие самолеты, и мы как-то в суматохе бомбёжки потеряли друг друга.