Пять дней и вся жизнь
Василий Назаренко никогда не выбирал легких путей и всегда стремился быть первым.
Лейтенант очень любил жизнь, но в мартирологе чеченской войны оказался триста девяносто девятым воином внутренних войск. Первая в его жизни командировка на войну оказалась для него и последней.
Первой и последней его государственной наградой стал орден Мужества.
Передо мной письмо матери лейтенанта Василия Назаренко, Надежды Ивановны…
Идет страшная война, скорее — бойня. Кто-то на свои счета кладет тысячи долларов, а мы, матери, кладем в могилы своих сыновей. На их долю выпали страшные испытания Потопили наши правители страну в крови, в слезах, в страданиях человеческих. Если вы молодой человек, у вас есть мать, отец, братья, сестры. Вы понимаете, как жалко родных.
Если же вы отец, тем более поймете, как трудно хоронить своего ребенка, свою кровиночку, свою надежду, радость и утешение. Жизнь для нас потеряла смысл. День сменился темной ночью. И нет никакого просвета.Раньше мы жили весточкой от сына, радовались его успехам. Все это осталось в прошлом.
Когда-то я думала, что стихотворение Л.Татьяничевой «Два сына» написано обо мне. Вы, наверное, его знаете:
Два хороших сына у меня,
Две надежды, два больших огня.
Мчится время по великой трассе,
У меня две юности в запасе.
Жизнь горит во мне неугасимо,
У меня две вечности — два сына.
А теперь я — голубка с одним крылом. Остался у меня один Федя, десятиклассник. Он так переживает смерть брата! Для него это трагедия…
Трагедия произошла 15 декабря 1995 года в районе города Гудермес. Лейтенант Василий Назаренко возглавил боевую группу отряда специального назначения, десантированную в тыл дудаевским бандформированиям с задачей обеспечить выход из окружения колонны федеральных сил. В представлении к награждению орденом Мужества записано: “Проявил высочайшее профессиональное мастерство в руководстве группой. Незаметно вывел ее в тыл противника и внезапно нанесенным ударом разблокировал подразделения федеральных сил, окруженные дудаевцами. В ходе завязавшегося боя действовал мужественно и отважно, решительно и хладнокровно управлял огнем подчиненных. Не покинул поле боя даже тогда, когда получил огнестрельное ранение. Продолжал руководить подчиненными, организовал вынос раненых. Боевая задача была выполнена успешно. 18 декабря в ростовском госпитале лейтенант Назаренко скончался от полученных ран».
…Мой сын любил жизнь, любил людей и свою землю. Он словно торопился жить, спешил многое сделать, как будто знал, что жизнь у него будет такой короткой. Вася боялся, что все великие дела свершатся без него…
Василий появился на свет январским морозным днем. В Крещение. «В великий день родились ваши дети, должны быть счастливыми», — говорила нянечка, — которая приносила молоко матерям. А как же иначе? Они для счастья и рожали своих детей.
Но увы. В первый год жизни сына мама вместе с ним не испытала счастья. Вася был слабеньким, часто болел. Однажды, когда его, годовалого, положили в больницу, врач вынесла жестокий, немилосердный вердикт: “Ребенок будет плохо развиваться, поздно пойдет, поздно начнет говорить». Надежду Ивановну успокоила старушка-нянечка: “Не слушай ты ее, дочка. Дураки бывают и с высшим образованием. Пройдет три года, перестанет твой Василек болеть”. Слова той старушки оказались вещими. А чуть позже, когда он начал уже понимать, что многое в жизни зависит от самого человека, о своем здоровье стал заботиться сам. По утрам начал бегать, соорудил себе турник и усиленно стал заниматься спортом.
В школе Вася учился без напряжения, все ему давалось очень легко, одни пятерки приносил. Всегда был собранным, аккуратным. А когда в совхозе во время уборочной страды необходимо было организовать ребят поработать на току, Вася брался за это с удовольствием. Правой рукой заведующего током был. Все он умел, все делал. Не только соберет ребят, но и покажет, как работать нужно. В конце лета дирекция совхоза «Клетский» награждала его ценным подарком.
Профессию себе выбрал уже с детства. В сочинении «Все работы хороши» Вася писал: “Профессия офицера не только романтичная, но и поистине героическая. Она предъявляет наиболее высокие требования к личным качествам человека по сравнению со многими гражданскими специальностями. Тот, кто решил стать кадровым военным, в полном смысле слова посвящает свою жизнь армии. На офицеров возложена вся полнота ответственности за охрану нашей всеми горячо любимой Родины».
…Военным мечтал стать с пятого класса. До этого хотел быть лесником. Теперь все воевал. Было у него около пятисот пластмассовых солдатиков и моделек военной техники: пехота и конница, танки и артиллерия. После уроков полки расставлял в боевые порядки, и начинались “учения”. А когда наши родственники отправили своего сына в Ленинградское СВУ, стал проситься и Вася. Мы его отговаривали. Такой спокойный, усидчивый, я мечтала, чтобы он стал медиком, видела его хирургом. Но Вася настоял на своем, и мы стали готовить документы для поступления в суворовское училище. В райвоенкомате этим вопросом занимался один разгильдяй и не только наши, но и документы других ребят в училища не отправил. А тут еще так получилось, что семья вынуждена была переехать в другой поселок, а в Капмыкове остались Васины друзья. Все это он очень переживал.
На следующий год снова стали собирать документы. Не надеясь больше на райвоенкомовских работников, я по просьбе Васи поехала в облвоенкомат. Там мне объяснили, что сын уже перерос, ему поздно поступать в суворовское. Нужно разрешение из Министерства обороны. Написали письмо в Министерство. Пришел ответ с разрешением допустить к сдаче экзаменов…
У него, наверное, в судьбе так было предопределено: ничего легко не давалось. Не получалось плыть по течению. Всегда необходимо было добиваться своего, идти к намеченной цели, преодолевая трудности и преграды. И тогда, когда приговор-диагноз поставила врач райбольницы, неокрепший организм несмышленыша уже был настроен на борьбу, и когда из-за разгильдяйства клерка в погонах ему уже сознательно приходилось добиваться поступления в суворовское училище. Его целеустремленность и напористость уже становились чертой характера.
… Повезла я его в Казань. Только в родительские дни разрешали нам встречаться с сыновьями. Рядом с высокой кирпичной стеной, огораживающей училище, росли клены. И вот мы, мамаши, залезем на клен, а с клена на стену. Три недели на ней просидели. Их палатки рядом стояли, на стадионе. Позовем своих сыночков, купим что-нибудь вкусненькое, покормим.
Экзамены сдал, пошел на мандатную комиссию. А чуб у него был длинный, волнистый, набочок зачесан. Генерал говорит ему: “Ну что, казак с Тихого Дона, хочешь быть генералом?”. Он вышел такой счастливый, все мне рассказывает.
Потом было посвящение в суворовцы. Постригли их, в форму одели. Она непривычна, кустом стоит. Столько радости было! Я купила ему два букета его любимых гладиолусов. Поехала домой со спокойной душой — так он был рад поступлению. Гордился своим училищем. А портрет Суворова до сих пор в его комнате в уголке висит.
Потом было Московское ВОКУ. Приехала я опять туда со своим родненьким сыночком. Была не только в училище, но и в Ногинске (их там экзаменовали).
Всегда была рядом, в любое время старалась уберечь от трудностей. И только в Чечню с ним не смогла пойти…
Вася очень любил своих родителей, любил свою маму. Постоянно поздравлял с праздниками, всегда хотел, чтобы праздники и дни рождения всех в семье проходили весело. Но несмотря на такую материнскую опеку и его нежную любовь к матери он не рос маменькиным сынком. Василий был самостоятельным парнем, мужчиной. Когда учился в суворовском, его избрали членом совета училища. На одном из заседаний совета рассматривался вопрос об отчислении из училища за какую-то провинность одного из суворовцев. Вопрос уже вроде был решен, оставалось только проголосовать Но тут поднялся Назаренко и выступил в его защиту. Он говорил: “Мы не имеем права так менять судьбу человека. Он хочет учиться, ему нужно дать возможность исправиться. Если исключим, кто ему поможет обрести уверенность в себе, кто его поддержит?’’. Марата, так звали суворовца, все-таки оставили в училище. С Василием они стали друзьями.
После окончания общевойскового командного училища Назаренко добился направления в спецподразделение внутренних войск и сразу же стал настаивать, чтобы его отправили в командировку в Чечню. “Раз десять подходил с рапортами ко мне, — говорит заместитель командира отряда «Русь» Виктор Спиридонов. — Постоянно интересовался, как там отряд, чем занимается. Я был категорически против его отъезда, ему необходимо было освоить специфику службы внутренних войск. Спустя несколько недель я сам туда уехал, смотрю, через пару дней появляется и он».
Боевую, сильно потрепанную в столкновениях с боевиками группу, которую предстояло возглавить — один погибший и двенадцать раненых было в ней, —лейтенант Назаренко принимал прямо в боевых порядках. Бойцы вместе с командиром находились на реабилитации, выполняли задачи по охране лагеря. Василий Иванович каждый день говорил: «Сколько нам можно сидеть, дайте настоящее дело». Заметно преобразился лейтенант, когда его стали посылать во главе группы сопровождения командующего, руководства Чеченской Республики. Когда командование отряда разработало операцию, к которой привлекли лучших спецназовцев, напросился с ними и лейтенант Назаренко.
В отряде Василия любили все. Сначала его назначили командиром учебного взвода. Потом, заметив его увлеченность спортом, доверили одновременно исполнять и обязанности начальника физподготовки. Все спортивные команды части возглавлял он, на первенстве соединения занимали первые-вторые места. В профессиональном отношении был подготовлен просто блестяще. Диплом с отличием престижного московского военного училища, наверное, что-то значит. Он собирался поступить в академию и дослужиться до генерала. Он достиг бы и этих высот, в этом не сомневался никто из его друзей. Василий говорил: «Генерал — это не воинское звание, это состояние души».
…Мечтал поступить в академию и все говорил: “Мама, увидишь, я буду генералом”. Я говорила, что не доживу до этого. А он начинал считать, сколько же тогда мне будет лет. Он был очень влюблен в свою профессию…
Пepвoe, что стояло в ряду “великих дел” лейтенанта после перевода его во внутренние войска, — сдать на краповый берет. Для него это была сверхзадача, как когда-то поступить в суворовское училище. Этому он подчинил все, со свойственной ему целеустремленностью стал готовиться. Раньше занимался боксом, стрельбой, бегал кросс — это была уже серьезная заявка на успех. Его силе воли, силе духа удивлялись даже матерые “краповики”. В спецкомандировке, в полевых условиях, в грязи ежедневно вместе с подчиненными делал физзарядку и обливался холодной водой. Надевал самый тяжелый бронежилет, брал пулемет и до седьмого пота бегал вокруг вертолетной площадки.
В первый день командировки ему попалась граната под номером тринадцать. Он ее так и носил постоянно в нагрудном кармане. Как талисман.
Однажды Василий Иванович зашел в медсанчасть, чтобы попросить витаминов — при больших физических нагрузках жизнедеятельность организма необходимо было поддерживать. Разговорился с женщинами-медиками И вдруг одна говорит:
—Давай я тебе погадаю. Я умею, у меня цыганская кровь. В твоих глазах я вижу смерть, тебе осталось жить пять дней.., — Василия словно током обожгло. Для него, жизнелюба, это был нокаутирующий удар. Он прекрасно понимал, что в боевой обстановке случается и убивают. Но ведь он готовил себя к бою, учился воевать. И был уверен, что выживет.
К своим вернулся унылый. Обо всем рассказал сослуживцам.
— Да брось ты! Чушь все это! — стали наперебой успокаивать.
— Ты еще генералом будешь, — вспомнил о его мечте лейтенант Александр Шаталов.
— Не унывай, — похлопал дружески по плечу капитан Геннадий Моряков. — Через недельку домой вернемся. Семьями соберемся. Мы вместе еще не один праздник отметим.
Немного отлегло от сердца. Но какая-то заноза, червоточина осталась.
— Нет, — сказал он Сашке Шаталову, — через пять дней что-то должно случиться.
…Однажды меня послали на курсы, осваивать компьютер. Заложила я тогда данные о нем. И вот что выдал компьютер: “Люди такого склада целеустремленные, волевые, любознательные, трудолюбивые. В семейной жизни несчастливы”. Но разве я тогда могла предположить такое. Думала, может, с женой не уживется. А о таком и мысли не было…
“Никто лучше мужественного не перенесет страшное”, — говорил Аристотель. После разговора с медиками размеренный ритм жизни лейтенанта не изменился. Все было подчинено подготовке к сдаче на краповый берет.
То, что накаркала гадалка, не выбило из седла казака с Тихого Дона. На задания он ходил безбоязненно, руководил личным составом хладнокровно. Единственное — стал менее разговорчивым и более сосредоточенным.
Спустя несколько дней ранним утром отряд подняли по тревоге. Боевики, верные своей волчьей тактике, на въезде в Гудермес захватили районную больницу и начали занимать дома рядом с местной комендатурой. Разгорелся ожесточенный бой. Резерв оперативной части, направленный для ликвидации банды, у моста через реку Белка наткнулся на сильное огневое сопротивление. Двум БМП удалось проскочить в город, но связь с ними прервалась. Оставались заблокированными больница, комендатура и железнодорожный вокзал.
Группе отряда спецназа “Русь”, в которую входил и Назаренко со своими бойцами, была поставлена задача разблокировать больницу и освободить заложников. Выехали на разведку. Сразу же попали под массированный огонь бандитов. Стало ясно: боевики, захватив заложников и зная, что им на помощь непременно придут военные, на подступах к больнице устроили засады — настоящие огневые мешки. Разведчики продвигались медленно, осмотрительно, зря не рисковали. На одном из участков по их БТРам нохчи открыли сильный огонь из стрелкового оружия. Пулеметчик и несколько человек с автоматами засели за забором из железобетонных плит. Назаренко достал из нагрудного кармана «эфку», свой ребристый талисман под номером тринадцать, и зашвырнул в пролом в заборе. Огонь прекратился. Назаренко знал, что где-то впереди в окружении ведут бой прорвавшиеся туда утром бронемашины. Он все-таки вышел к ним, вырвал колонну из железных клещей и вывел к своим в тыл, но немного опоздал. Пришлось вывозить погибших и тяжелораненых. Чудом уцелевший солдат с простреленной ногой, которого спас старик чеченец, рассказал, что видел, как боевики ходили по дороге и добивали раненых.
Этот день для спецназовцев отряда “Русь” закончился без потерь. Назаренко всю ночь был хмурым, молчаливым. А может быть, сослуживцам просто так показалось. Ведь знали они, что пошел пятый день. Тот день, в который, по словам самозваной цыганки, должно произойти что-то непоправимое. Василий целую ночь не спал, только грыз сухари. Сашке Шаталову жаловался:
— Зря я вчера гранату кинул. Теперь вот без талисмана остался.
— Выбрось ты эту дурь из головы, — вспылил Шаталов. — Что ты все себя хоронишь. Лучше думай, как завтра до больницы добраться.
На следующий день к больнице их не послали. Колонны федеральных сил, отправленные освобождать заложников, были заблокированы боевиками на дальних подступах. Их дальнейшему продвижению препятствовал огонь гранатометов и стрелкового оружия с огневых позиций в полуразрушенных строениях. На помощь армейцам были брошены спецназовцы отряда.
Из засады огонь открывают неожиданно и сразу из всех стволов. От первой же пули замертво свалился с брони рядовой Олег Беляев. Назаренко успел подать команду на занятие круговой обороны, и тут же пуля-дура достала и его. Он был мужественным и смелым человеком, но никогда не проявлял эдакую ухарскую беспечность. Бронежилет и “сферу” во время выполнения боевой задачи надевал постоянно. Пуля-дура, глупее не сыщешь. Нашла она все-таки незащищенное место: срикошетив от брони бэтээра, змеиным жалом впилась в бедро и закружила в теле в своей адской пляске, оставляя за собой горячий кровавый след. «Огнестрельное пулевое проникающее ранение живота с повреждением тонкого и толстого кишечника»— напишут позже медики
Спуститься с бронетранспортера Назаренко не смог, ему помог лейтенант Шаталов. Оказал первую помощь. Когда привезли в Ханкалу, Василий был в сознании. Сразу же на операционный стол, медики сделали все, что могли, —под капельницу и в «вертушку». В госпитале в Грозном-Северном сделали еще три операции и отправили в Ростов.
Капитан Геннадий Моряков вынес предложение на совет краповых беретов: вручить краповый берет лейтенанту Василию Назаренко за боевые заслуги. Совет принял решение подобным образом отметить воинскую доблесть всех спецназовцев, раненных в Гудермесе. Морякова назначили старшим в группу сопровождения “двухсотых”, погибших в том бою. Он и привез святыню спецназа, к которой так стремился Василий Иванович, в ростовский госпиталь.
Попытка Морякова и Шаталова бесцеремонно прорваться к раненому товарищу успехом не увенчалась.
— Вы куда в такой обуви и одежде? Там же все стерильно, — возникла на их пути дежурная медсестра.
— Нельзя, да? — по-детски наивно переспросили спецназовцы.
Пришлось пуститься в переговоры с врачом и доказывать, как важно вручить Василию краповый берет именно сейчас. И для успешного лечения в том числе. Это же для него эликсир, сколько жизненных сил прибавит. Он так мечтал надеть его. Убедили.
— В реанимационную палату мы вас все равно не пустим, а вот Назаренко на несколько секунд на каталке в коридор выкатить можем, — пошел врач навстречу.
Василий Иванович лежал бледный. К этому времени ему сделали еще две операции. Подошли Моряков с Шаталовым, вручили краповый берет, поздравили. Василий поднес берет к сухим губам, поцеловал. Мужественный человек, не проронивший за эти два дня не одной слезы, заплакал. Медики заторопились увезти раненого лейтенанта в палату.
На следующий день его не стало.
…Когда мне Наташа (сноха) позвонила, я не помню, что со мной было. Сразу стала собираться в Ростов. Ехала с надеждой: “А вдруг это ошибка. Это не мой Вася”. Но чудес, наверное, не бывает. Лежит мой тополек, похудел, осунулся. А летом был плечистый, мышцы так и играли. Все соседка завидовала: “Ну и парень!’.
Привезли, похоронили. Много добрых слов было сказано. Спасибо добрым людям!..
С того дня, когда Василий впервые увидел белый свет и до того момента, когда этот белый свет от него отгородили толщей донской земли, не прошло и двадцати трех лет. Родители, которым суждено пережить своих сыновей, словно погребены заживо сами.
Дай Бог силы сыновьям, не запомнившим тепла отцовской ладони на своей макушке, вырасти достойными памяти отцов.
Недавно двадцатилетней вдове вручили орден Мужества лейтенанта Назаренко. Дали подержать и Павлику отцовскую награду. Малыш, копия отца, посмотрев, потащил ее в рот, будто пытался уже прорезавшимися зубками испытать качество металла Нет, сынок, этот орден не золотой. Он бесценный.
Майор И.МУЧАК.
Отдельная дивизия оперативного назначения.
Материал опубликован из журнала
«На боевом посту», 1996 г.
Понравилась заметка? Поделись с друзьями!
Мы соседями были с ним в Калмыкове, до их отъезда в Манойлин. Дружили, рыбалили вместе. Орехи грызли, которые его родственники с Новочеркасска присылали, я даже зуб об них сломал. Он всё время в армию хотел, в суворовское училище. Я с армии вернулся, а он.